Последние воспоминания
Это был последний текст в жизни Николая Васильевича....
О тех родных, кого я помню и люблю
Несмотря на шумные заявления разного рода феминистов, русское общество, слава Всевышнему, остается традиционным, что позволяет мне начать с моего деда
Н. В. Карлова. Отец моего отца, мой дедушка Николай Васильевич Карлов, по-уличному, Ковка Головин, родился лет за 60 до меня, т. е. в окрестности 1869-го года в деревне Шилово Вологодского уезда Вологодской губернии.
Наличие у моего деда прозвища блестяще иллюстрирует, как у наших северных мужиков возникли фамилии в современном значении этого, совсем недавно, лет двести назад, ставшего русским, слова. Не имея филологического образования, я не смею обсуждать вопрос о великом Ломоносове. Но стоит вспомнить, что по нынешним правилам паспортного учета он должен был бы по фамилии своего отца быть Дорофеевым, а вовсе не Ломоносовым, каковым он стал при поступлении в Славяно-Греко-Латинскую Академию с целью скрыть свое происхождение из податного сословия.
А мой прадед, Василий Николаевич, во время великой Александровской реформы был сельским головой. В результате его старший сын, а мой дедушка, получил весьма удачное прозвище Головин, надежно выделявшее его на множестве односельчан. Практически через сто лет после его рождения у весьма пожилых сельских дам, - чтобы не сказать, деревенских вечных старух, - со следами былой красоты на лице светлели глаза и теплел голос при произнесении его имени в этой уличной форме - Ковка Головин. (Поясню, что Ковка на вологодском диалекте есть ласкательно-уменьшительная с оттенком фамильярности форма имени Николай).
В начале декабря 1963-го года мой отец, безоговорочно выполняя телеграфную просьбу своей кузины Кати: «Вася, пришли ко мне Колю», попросил меня съездить в Шилово и посмотреть, что там случилось. Отцу перечить непозволительно, и я, не медля, взял билет с таким расчетом, чтобы как можно раньше с утра в воскресение оказаться в Вологде. Я не помню, как добрался до Шилова. Катя меня ждала на околице и сразу же приступила к делу: ей срочно была нужна помощь — напилить на зиму дров. Помочь ей было некому, в Шилове она была чужая, Бережокская. Дело в том, что она, Екатерина Александровна Макина, прожила всю свою жизнь в родительском доме в богатом соседнем селе Бережок.
Несколько слов о топографии этих мест. Ландшафтообразующей доминантой является здесь Кубенское озеро - типичный след когда-то проходившего через эти места ледника, оставившего после себя множество больших и малых валунов, затрудняющих пахоту этих и без того скудных земель.
Н. В. Карлова. Отец моего отца, мой дедушка Николай Васильевич Карлов, по-уличному, Ковка Головин, родился лет за 60 до меня, т. е. в окрестности 1869-го года в деревне Шилово Вологодского уезда Вологодской губернии.
Наличие у моего деда прозвища блестяще иллюстрирует, как у наших северных мужиков возникли фамилии в современном значении этого, совсем недавно, лет двести назад, ставшего русским, слова. Не имея филологического образования, я не смею обсуждать вопрос о великом Ломоносове. Но стоит вспомнить, что по нынешним правилам паспортного учета он должен был бы по фамилии своего отца быть Дорофеевым, а вовсе не Ломоносовым, каковым он стал при поступлении в Славяно-Греко-Латинскую Академию с целью скрыть свое происхождение из податного сословия.
А мой прадед, Василий Николаевич, во время великой Александровской реформы был сельским головой. В результате его старший сын, а мой дедушка, получил весьма удачное прозвище Головин, надежно выделявшее его на множестве односельчан. Практически через сто лет после его рождения у весьма пожилых сельских дам, - чтобы не сказать, деревенских вечных старух, - со следами былой красоты на лице светлели глаза и теплел голос при произнесении его имени в этой уличной форме - Ковка Головин. (Поясню, что Ковка на вологодском диалекте есть ласкательно-уменьшительная с оттенком фамильярности форма имени Николай).
В начале декабря 1963-го года мой отец, безоговорочно выполняя телеграфную просьбу своей кузины Кати: «Вася, пришли ко мне Колю», попросил меня съездить в Шилово и посмотреть, что там случилось. Отцу перечить непозволительно, и я, не медля, взял билет с таким расчетом, чтобы как можно раньше с утра в воскресение оказаться в Вологде. Я не помню, как добрался до Шилова. Катя меня ждала на околице и сразу же приступила к делу: ей срочно была нужна помощь — напилить на зиму дров. Помочь ей было некому, в Шилове она была чужая, Бережокская. Дело в том, что она, Екатерина Александровна Макина, прожила всю свою жизнь в родительском доме в богатом соседнем селе Бережок.
Несколько слов о топографии этих мест. Ландшафтообразующей доминантой является здесь Кубенское озеро - типичный след когда-то проходившего через эти места ледника, оставившего после себя множество больших и малых валунов, затрудняющих пахоту этих и без того скудных земель.
Окаймлено озеро прекрасным песчаным пляжем, шириной местами до полукилометра. Вода в озере, богатом рыбой, прозрачна, чиста и очень вкусна.
Километрах в 3-5-ти от западно-юго-западной береговой кромки озера стоит старинное село Кубенское, - знаменитое известными всей православной России монастырями — Кирилловым Белоозерским и Ферапонтовым. Противоположный, правый, точнее, восток-юго-восточный берег высок, лесист и слабо заселен. У крутого лесистого берега озеро наиболее глубоко, тут проходит фарватер Мариинской водной системы, построенной при Николае I для удешевления снабжения столицы империи волжским хлебом. Осенью озеро довольно бурливо. Бывает, буря разбивает ту или иную волжскую баржу, расшиву (искаженное немецкое райзеншиф?). Наши левобережные мужики наутро после особо бурной ночи всегда находили на песке части разбитых расшив.
Мой дед, как и все, использовал доски обшивки разбитых расшив в своем домашнем строительстве. Пол в бане и в горницах, а также и в сенях избы был набран из 2-х дюймовых прекрасно оструганных и хорошо сплоченных «расшивных» досок. Лес на Вологодчине был дешев, да тут еще расшивные доски. В результате дома даже у бедных мужиков никак нельзя было назвать, следуя Н. А. Некрасову «избенкой» - это были добротные избы, срубленные соответственно климату. Мой дед, кроме всего прочего, уделял большое внимание сохранению тепла в отапливаемой части дома. Изба была срублена из прекрасных сосновых бревен по схеме классической пятистенки и обшита тесом. Двускатная гонтовая крыша толщиной в две полудюймовые доски надежно защищала дом и примыкающую к нему часть крытого двора от дождя и снега.
Мой дед, как и все, использовал доски обшивки разбитых расшив в своем домашнем строительстве. Пол в бане и в горницах, а также и в сенях избы был набран из 2-х дюймовых прекрасно оструганных и хорошо сплоченных «расшивных» досок. Лес на Вологодчине был дешев, да тут еще расшивные доски. В результате дома даже у бедных мужиков никак нельзя было назвать, следуя Н. А. Некрасову «избенкой» - это были добротные избы, срубленные соответственно климату. Мой дед, кроме всего прочего, уделял большое внимание сохранению тепла в отапливаемой части дома. Изба была срублена из прекрасных сосновых бревен по схеме классической пятистенки и обшита тесом. Двускатная гонтовая крыша толщиной в две полудюймовые доски надежно защищала дом и примыкающую к нему часть крытого двора от дождя и снега.
Дедушка любил повторять, что крыша и фундамент делают дом. Толкуя расширительно это свое и мудрое и простое правило, он все делал основательно и фундаментально, от посадки огурцов до подготовки тары для их засолки. И это должно быть сделано красиво! Дедушка очень внимательно следил за тем, чтобы в доме было сухо, особенно около входной двери. Пуще всего его беспокоил контакт сырого грунта с деревянными деталями. Нижние венцы всех 5-ти стен избяного сруба надежно покоились на фундаменте из гранитных валунов. Результат такого подхода к дому и к его содержанию был очевиден. И через 75 лет после постройки дом стоял как новенький, прямые углы по-прежнему прямы, горизонтальные поверхности горизонтальны, а вертикальные – вертикальны. Хотя под действием непогоды дом потемнел и из ряда других внешне не выделялся.
Дедушка был бедный мужик, своего хлеба хватало только до Рождества. В силу малоземелья он высевал только два пуда ржи, поэтому отхожий промысел играл важную роль в балансе семейного бюджета. Некрасовские слова «копатель канав вологжаин» относятся прямо к нему. Сохранилась фотография, сделанная в конце позапрошлого века на строительстве Савеловской железной дороги: дед на фоне паровоза типа «Кукушка» с трубой невероятных размеров, с пламягасителем. На ней дед стоит, опершись о лопату, – свой основной рабочий инструмент. Он доставлял грунт для большой земляной насыпи железнодорожного пути у платформы Хлебниково. Это фото хорошо передает могучую его силу, высокий рост, широкие плечи, выпуклую широкую грудь и поджарые ноги. В молодые года он был особенно красив: голубые глаза, смелый взгляд, русые волосы – облик человека, служившего образцом для иконописцев суздальской школы, создавших обобщенный образ княжеского дружинника, воина и надежного защитника.
Помню, рассказывали мне, десятилетнему, дамы, бывшие лет 50-60 назад цветущими невестами, как «робяты молодцевали годов до 30». Вплоть до конца позапрошлого столетия дед, как и все его сверстники, молодцевал, отличаясь неукротимой яростью во время традиционных междеревенских драк типа стенка на стенку в дни престольных праздников. Этот варварский обычай (не престол, а связанная с ним драка стенка на стенку) за годы советской власти сошел на нет ввиду почти полного исчезновения в Вологодской деревне мужчин. Молодцевать стало некому…
В августе 45-го года мы, отец мой и я, поехали в Шилово навестить деда. За годы войны он сильно постарел, видимо ослаб, но переезжать в Москву, даже имея в виду домик в Опалихе, отказался категорически. Однако, об этом позднее, а сейчас я хочу рассказать о другом.
Несмотря на послевоенную эйфорию, я чувствовал заметную тяжесть в деревенской атмосфере там, где раньше была легкость. Отец мой рассказал, что, когда он в двадцатые годы молодцевал, в деревне было человек 15 молодцов одного с ним возраста. Это была мощная бригада. К 46-му же году в живых остался только он один. Именно это отсутствие мужиков делало тягостной деревенскую атмосферу. Ведь патриархальные, семейные и общественные отношения подразумевают наличие патриарха, т.е. властного отца, имеющего освященную обычаем (обычное право – юрид. термин) возможность быть руководителем той или иной ячейки общества, за которую он и несет ответственность. Во всей деревне Шилово всего-то остались: Васька-бригадир, непрерывно пьющий инвалид, вернувшийся домой после финской кампании 40-го года без одной руки, мой дед, да его сосед – Костя Саварин, циник и матерщинник; он же был единственным, кто во всей деревне мог правильно сложить стог. Правда, он, к сожалению, был вороват.
Энергичные женщины постепенно становились из рядовых работниц руководителями разных калибров и мастей, что никак не способствовало успеху руководимого дела. Кстати, о Саварине. Наши шиловские мужики не знали крепостного права в его классических формах помещичьего землевладения – деревня принадлежала Спасо-Каменному монастырю, что на Кубенском озере. Монахи вели тщательный учет принадлежащего им имущества; отец говорил мне, что в 20-е годы он видел «Сказки о крепостных монастыря» и в XVII в. в сельце Шилово жили 3 фамилии (семьи) крестьян Заварины, Карловы и Копыловы. Таким образом, мой дед и Костя Саварин являлись потомками древнейших насельников этих мест.
Несмотря на послевоенную эйфорию, я чувствовал заметную тяжесть в деревенской атмосфере там, где раньше была легкость. Отец мой рассказал, что, когда он в двадцатые годы молодцевал, в деревне было человек 15 молодцов одного с ним возраста. Это была мощная бригада. К 46-му же году в живых остался только он один. Именно это отсутствие мужиков делало тягостной деревенскую атмосферу. Ведь патриархальные, семейные и общественные отношения подразумевают наличие патриарха, т.е. властного отца, имеющего освященную обычаем (обычное право – юрид. термин) возможность быть руководителем той или иной ячейки общества, за которую он и несет ответственность. Во всей деревне Шилово всего-то остались: Васька-бригадир, непрерывно пьющий инвалид, вернувшийся домой после финской кампании 40-го года без одной руки, мой дед, да его сосед – Костя Саварин, циник и матерщинник; он же был единственным, кто во всей деревне мог правильно сложить стог. Правда, он, к сожалению, был вороват.
Энергичные женщины постепенно становились из рядовых работниц руководителями разных калибров и мастей, что никак не способствовало успеху руководимого дела. Кстати, о Саварине. Наши шиловские мужики не знали крепостного права в его классических формах помещичьего землевладения – деревня принадлежала Спасо-Каменному монастырю, что на Кубенском озере. Монахи вели тщательный учет принадлежащего им имущества; отец говорил мне, что в 20-е годы он видел «Сказки о крепостных монастыря» и в XVII в. в сельце Шилово жили 3 фамилии (семьи) крестьян Заварины, Карловы и Копыловы. Таким образом, мой дед и Костя Саварин являлись потомками древнейших насельников этих мест.
Спаса-Каменный монастырь
Я часто задумывался о происхождении своей фамилии. Кажущееся немецкое происхождение объясняется довольно просто. Вологодская пятина Новгородской земли часто посещалась группами новгородцев, среди которых наличие человека, известного под именем Карл совсем неудивительно. Его потомок, да и он сам (во время Ивана Грозного ) мог остаться на Вологодчине. Этот мифический Карл мог быть ганзейским немцем или шведом из числа скандинавских викингов.
На фото: фотография г. Вологды
